Кирсановы — помещики средней руки: у Николая Петровича «хорошее имение в двести душ, или, как он выражается с тех пор, как размежевался с крестьянами и завел „ферму“, — в две тысячи десятин земли». Николай Петрович либерально мыслит, но дать крестьянам вольную не готов — зато он с ними размежевался, то есть отделил свои земли от их (в связи с чем ему пришлось выгораживать себе новую землю под усадьбу). Еще он, как Онегин, «ярем барщины старинной оброком легким заменил», но крестьяне этот оброк платить не торопятся. На протяжении всего текста «Отцов и детей» мы видим, что хозяйство Кирсановых разваливается: «Возня с наемными работниками становилась невыносимою. Одни требовали расчета или прибавки, другие уходили, забравши задаток; лошади заболевали; сбруя горела как на огне; работы исполнялись небрежно; выписанная из Москвы молотильная машина оказалась негодною по своей тяжести; другую с первого разу испортили; половина скотного двора сгорела, оттого что слепая старуха из дворовых в ветреную погоду пошла с головешкой окуривать свою корову... <…> Управляющий вдруг обленился и даже начал толстеть, как толстеет всякий русский человек, попавший на «вольные хлеба». <…> Посаженные на оброк мужики не взносили денег в срок, крали лес; почти каждую ночь сторожа ловили, а иногда с бою забирали крестьянских лошадей на лугах „фермы“», и так далее. Все это поправит Аркадий, после смерти Базарова навсегда позабывший про нигилизм.
Что до размеров имения, то две тысячи десятин земли можно считать по-разному: десятины бывали казенные и хозяйственные, они же владельческие (причем их тоже было две: косая и круглая). Допустим, у Тургенева имеются в виду круглые хозяйственные десятины; в таком случае площадь имения Кирсановых — почти 33 квадратных километра, вполне прилично. А сама усадьба совсем не велика: у Тургенева сказано, что Николай Петрович отвел под нее около четырех десятин земли, и это как-то неправдоподобно мало.